Граждане Романовы

Двадцать представителей императорского дома казнили «за фамилию»

О трагической судьбе Николая II и его семьи написано и рассказано немало, а вот о его родных и двоюродных братьях, о его старших наставниках – братьях его отца Александра III – почти ничего не известно, кроме того, что двадцать из 65 представителей дома Романовых были ликвидированы большевиками. За что? Никто из них не воевал на стороне белых, не организовывал заговоров с целью свержения советской власти, не пытался вывезти несметные богатства.

Поразительно, но факт: восемьдесят лет никто в нашей стране не пытался разобраться в этой трагедии и, главное, реабилитировать великих князей как жертв политических репрессий. Лишь в 1996-м представители Санкт-Петербургского общества «Мемориал» обратились в прокуратуру «северной столицы» с кратким письмом:

 «В соответствии со ст. 6 Закона о реабилитации просим реабилитировать репрессированных по политическим мотивам (расстреляны в январе 1919 года в Петропавловской крепости) Великих князей: Романова Георгия Михайловича, Романова Николая Михайловича, Романова Дмитрия Константиновича и Романова Павла Александровича».

Три года шла переписка, три года со скрежетом буксовала чиновничья машина, и вот, наконец, летом 1999-го появился уникальный документ – «Заключение по материалам уголовного дела арх. № 13-1100-97». «Президиумом ВЧК от 9 января 1919 года, – говорится в нем, – утвержден приговор ВЧК (дата неизвестна) к высшей мере наказания «членов бывшей императорской Романовской своры», который приведен в исполнение 24 января 1919 года.

На Романовых Николая Михайловича, Дмитрия Константиновича, Георгия Михайловича и Павла Александровича распространяется действие ст.ст. 1,3 п. «б» Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий».

Справки о реабилитации выданы Лукьянову Г.Ю., представляющему по доверенности ЕИВ Великую княгиню Леониду Георгиевну Романову...»

Но почему лишь на четверых великих князей распространилось действие этого закона? Да потому, что на других нет бумажки. А согласно ныне действующему закону, реабилитировать кого бы то ни было можно лишь при условии, если есть документы, подтверждающие применение репрессий по политическим мотивам. Такими документами могут быть официальные решения судебных, несудебных или административных органов. Но то ли большевики проявили чрезмерную предусмотрительность, то ли на бумажную волокиту им было наплевать, только сотрудники отдела реабилитации жертв политических репрессий перерыли чуть ли не тонны бумаг, прежде чем нашли уже известный нам протокол заседания президиума ВЧК, в котором утверждается приговор лицам «быв.имп.своры».

Этой торопливо написанной бумажонки было достаточно, чтобы расстрелять великих князей, но ее же было достаточно и для того, чтобы их реабилитировать. Что касается других жертв, то ни в одном, даже самом секретном архиве каких-либо зацепок найти не удалось.

Но разве те, кого без суда и следствия расстреливали в подвале, в лесу или сталкивали в шахту, не жертвы политических репрессий?

И что мы знаем о тех, кто отныне перед историей чист, и о тех, кто формально до сих пор считается расстрелянным за дело?

Князь Бимбо

Откуда взялось это прозвище, никто не знает, но в семье Романовых Николая Михайловича звали только так. Сказать, что он был большим оригиналом и даже социалистом, значит почти ничего не сказать. Будучи старшим сыном Михаила Николаевича, который, в свою очередь, был младшим сыном Николая I, великий князь Николай выбивался из когорты своих родных и двоюродных братьев. Он терпеть не мог муштру, шагистику, пушки, ружья и сабли, иначе говоря, армию, но его заставили окончить военное училище и поступить в Кавалергардский полк. Он обожал науку, особенно историю, с увлечением собирал коллекцию насекомых, любил кабинетную тишь, а ему приходилось ходить на разводы, в караулы и участвовать в парадах. Он имел склонность к шалостям, розыгрышам, шуткам, а его заставляли болтаться в свите императора, да еще на строго отведенном месте.

Время от времени терпение Николая Михайловича лопалось, и он откалывал забавные фортели, за которые потом всерьез расплачивался. Только за то, что он посмел проехать мимо резиденции императора на обычном извозчике, да еще в расстегнутом пальто и с сигарой в зубах, Александр III дважды сажал его под арест.

По большому счету великий князь был эдаким плейбоем того времени. Он то проигрывал, то выигрывал бешеные деньги в Монте-Карло, так и не женившись, имел внебрачных детей, обожая тайные общества, сперва стал масоном, а потом и членом сверхзакрытого общества «Биксио», в которое входило всего шестнадцать человек, в том числе французские писатели Мопассан, Доде, Флобер и наш Иван Сергеевич Тургенев.

В конце концов терпение венценосных родственников лопнуло, и Николаю Михайловичу позволили уйти в отставку и снять военный мундир. Великий князь с облегчением вздохнул и погрузился в изучение истории России. Он рылся в императорских и семейных архивах, листал хроники, беседовал с очевидцами тех или иных событий – и в конце концов стал одним из авторитетнейших экспертов по эпохе Александра I. По некоторым данным, именно Николай Михайлович считал, что Александр I не умер в 1825 году, а еще тридцать пять лет жил отшельником под именем Федора Кузьмича.

Когда книгу Николая Михайловича перевели во Франции, она имела такой бешеный успех, что автора тут же избрали членом Французской академии – неслыханная для иностранца честь. Часто бывая во Франции, великий князь заразился идеями парламентаризма и стал убежденным республиканцем. В то же время он терпеть не мог Наполеона, поносил его на всех углах. Николай II в дни столетнего юбилея войны 1812 года, посетив Бородинское поле, решил поставить свою подпись на памятнике погибшим французам, все великие князья последовали его примеру, и лишь Николай Михайлович демонстративно удалился.

А чего стоил его демарш после трагедии на Ходынке! Как известно, во время коронации Николая II погибли тысячи людей. Праздник был омрачен и скомкан. Николай Михайлович умолял императора отменить запланированный бал, считая танцы на трупах бесстыдным кощунством. Но Николай II этих доводов не слушал. Тогда Бимбо явился на бал, но лишь затем, чтобы с негодованием его покинуть.

Среди прочих недостатков Николая Михайловича была уже не причуда, а серьезный порок, который венценосная семья не могла простить: пацифизм. Первая мировая война привела его в ужас, а массовый ура-патриотизм первых дней всемирной бойни он считал дурным предзнаменованием. Зная состояние русской армии и бездарность главнокомандующего, престарелого великого князя Николая Николаевича, он открыто говорил, что жертвы народные напрасны и войну России не выиграть.

Когда командование войсками принял Николай II, поступавший только так, как велела императрица и, следовательно, Распутин, Бимбо стал критиковать политику императора и требовал ограничить вмешательство императрицы в работу правительства. Тут уж показал свой характер и Николай II: он приказал Бимбо покинуть столицу.

Ссылка в деревню была недолгой: монархия вскоре пала, и довольный исходом дела Бимбо вернулся в Петроград. Он жаждал деятельности. Встречался со своим братом по масонской ложе Керенским, предлагал проекты переустройства общества. Но... грянул Октябрь. Большевики с великим князем церемониться не стали и уже 26 марта 1918 года опубликовали в «Красной газете» специальный декрет за подписью Зиновьева и Урицкого:

 «Совет Комиссаров Петроградской Трудовой Коммуны постановляет: Членов бывшей династии Романовых – Николая Михайловича Романова, Дмитрия Константиновича Романова и Павла Александровича Романова выслать из Петрограда и его окрестностей впредь до особого распоряжения, с правом свободного выбора места жительства в пределах Вологодской, Вятской и Пермской губерний.

Все вышепоименованные лица обязаны в трехдневный срок со дня опубликования настоящего постановления явиться в Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией (Гороховая, 2) за получением проходных свидетельств в выбранные ими пункты постоянного местожительства и выехать по назначению в срок, назначенный Чрезвычайной Комиссией по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией».

До Вологды великие князья добрались, причем заболевшего Павла заменил Георгий Михайлович, но на свободе были недолго: уже 1 июля их арестовали и бросили в тюрьму. Петроградским чекистам вологодская тюрьма показалась ненадежной, и арестантов перевезли в Петропавловскую крепость, добавив к ним Павла Александровича.

Переломной датой в жизни тысяч ни в чем не повинных людей и, конечно же, великих князей стало 30 августа 1918 года, когда был убит Моисей Урицкий и ранен Владимир Ленин, – большевики объявили красный террор. Уже через неделю в «Северной Коммуне» был опубликован так называемый 1-й список заложников, который возглавляли великие князья. А 9 января 1919 года на заседании Президиума ВЧК был утвержден вынесенный ранее смертный приговор.

Узнав об этом, забеспокоилась Академия наук, небывалую активность проявил Максим Горький. Они обратились в Совнарком и лично к Ленину с просьбой освободить Николая Михайловича, ведь он всегда был в оппозиции к императору и всемирно известен как ученый-историк. 16 января на заседании Совнаркома под председательством Ленина это ходатайство рассмотрели. Трудно сказать, кому принадлежит фраза, несколько позже облетевшая газеты всего мира, – великому гуманисту Ильичу или кому-то другому, – но она была произнесена и запротоколирована: «Революции историки не нужны!»

Правда, при этом попросили Луначарского представить какие-то исчерпывающие данные, но самым «исчерпывающим» стал ответ Петроградской ЧК: «Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Совете Коммун Северной Области полагает, что не следовало бы делать исключения для б. великого князя Н.М.Романова, хотя бы по ходатайствам Российской Академии Наук».

А дальше все по сценарию. Среди ночи люди в кожанках явились в камеру, приказали великим князьям раздеться до пояса и вывели на январский мороз. Загремели выстрелы... Первым в уже заполненный трупами ров упал Бимбо, за ним – остальные. Брата Бимбо – Георгия Михайловича – добивали уже в могиле.

Гоги Тифлисский

Родной брат Бимбо великий князь Георгий родился неподалеку от Тифлиса. Следует напомнить, что его отец, Михаил Николаевич, был наместником на Кавказе. Братья воспитывались в духе любви и уважения к Грузии и всему грузинскому, Георгий даже получил прозвище Гоги, и иначе его в семье не звали. Был он богатырского сложения и ростом под два метра.

Иной карьеры, кроме военной, для великих князей почему-то не предусматривалось: пошел служить в Гвардейский Ее императорского величества Уланский полк и Гоги. Но так случилось, что он серьезно повредил ногу, и военную карьеру пришлось оставить.

Огорчились все, кроме самого Гоги. Его, скорее всего, ободрял пример старшего брата Бимбо – у Георгия довольно рано проявился интерес не к кутежам и скачкам, а к тихой и скромной работе ученого. Единственный случай, когда все Романовы поддержали увлечение великого князя искусством и нумизматикой, – его коллекции монет не было равных в России.

В конце концов император назначил его директором музея Александра III (ныне Русский музей). Это был совсем иной масштаб, и Георгий со свойственной ему страстью начал пополнять музейное собрание картин и уникальных раритетов.

А вот на любовном фронте этому красавцу не везло. Еще юношей он влюбился в грузинскую княжну Нину Чавчавадзе, но семья Романовых сочла их возможный брак мезальянсом – и влюбленных разлучили. Совсем взрослым человеком он чуть было не утешился внучкой английской королевы Виктории, но по каким-то причинам свадьба так и не состоялась. И лишь когда перевалило за сорок, Георгий женился на греческой принцессе Марии.

С началом Первой мировой войны, оставив свой любимый кабинет в музее, великий князь вернулся в армию – генерал-инспектором. Мотался по полкам и дивизиям, изучая моральный дух и боеготовность войск, добрался даже до Японии, снова вернулся на фронт и сделал совершенно оглушительный для императора вывод: революция в России неизбежна. Остановить ее может только немедленное принятие конституции и дарование демократических свобод. Николай II, с которым они были большими друзьями, слушать не хотел ни о какой конституции и отправил Георгия в очередную инспекционную поездку.

А потом было падение монархии, кровавый пир толпы и необъяснимый гнев бунтовщиков по отношению ко всем Романовым. И все же Георгию удалось уехать в Финляндию, откуда он рассчитывал добраться до Англии, где в это время находилась его жена с детьми. Не получилось... Бдительные комиссары арестовали великого князя и доставили в Петроград, откуда сослали в Вологду. Там он встретил старшего брата Николая и двоюродного брата Дмитрия Константиновича. Потом Петроград и тюрьма – начальник Петроградской ЧК Моисей Урицкий, зная, как люто его ненавидят, сделал себе щит из живых людей: набив тюрьмы заложниками, он заявил, что если с головы руководителей большевиков упадет хотя бы один волос, все заложники будут расстреляны.

На заседании Президиума ВЧК 9 января 1919 года присутствовали уже пролившие реки крови Петерс, Лацис и Ксенофонтов. Протокол этого заседания удалось найти.

 «Слушали: Об утверждении высшей меры наказания чл. быв. императорск. – Романовск. своры.

Постановили: Приговор ВЧК к лицам быв. имп. своры – утвердить, сообщив об этом в ЦИК».

И – все!

Константиновичей – под корень!

Великих князей с отчеством Константинович ненавидели матросы. Почему? Да потому, что сын Николая I Константин Николаевич долгое время был генерал-адмиралом русского флота и матросская служба при нем регламентировалась строжайшими уставами...

То, что Константин будет моряком, его отец решил, когда малышу было всего пять лет – он рос сильным, решительным и... не боялся воды. Именно поэтому в качестве воспитателей приставили к нему известных мореплавателей. Уже в десятилетнем возрасте Константин получил в подарок маленькую яхту и курсировал на ней между Петергофом, Кронштадтом и берегами Финляндии. А еще через год на названном его именем фрегате вместе с адмиралом Литке отправился в Ревель и Гангут. Суровый адмирал не давал высокородному гардемарину никаких поблажек, так что на вахте ему пришлось стоять и в дождь, и в шторм, а по вантам его заставляли бегать наравне с матросами.

Потом Константин воевал на суше, получил своего первого «Георгия», продолжил морское образование в Англии, женился на немецкой принцессе Александре, во время обороны Севастополя руководил военно-морскими операциями, а после заключения мира занялся крестьянским вопросом, в качестве примера для подражания освободив всех своих крепостных. Но есть на мундире Константина и кровавое пятно: будучи наместником в Польше, он с невиданной жестокостью подавил вспыхнувшее в те годы восстание.

А вот вернувшись в Петербург, с присущей ему энергией занялся строительством нового флота. Это он превратил русский флот из парусного в паровой, заложил на верфях первые броненосцы и, став председателем Государственного совета, настаивал на принятии конституции. Среди многих реформ, которые он активно поддерживал, была одна, если можно так выразиться, нашептанная Богом: Константин Николаевич предложил превратить Петропавловскую крепость из тюрьмы в дом инвалидов. Император его не поддержал, а ведь именно там четверть века спустя большевики расстреляют великих князей...

Я потому так подробно рассказываю о Константине Николаевиче, чтобы читатели поняли, что корни трагедии, разыгравшейся в 1918–1919 годах, надо искать в XIX веке. Ведь порой яблоко от яблони так далеко падает! Скажем, Константин Николаевич слыл женолюбом, кроме того, официально был женат дважды – на принцессе Александре и на бывшей балерине Анне Кузнецовой. А вот его сын Дмитрий, о котором пойдет речь, стал ярым женоненавистником. «Бойтесь юбок!» – его главный жизненный девиз. Но, так и не женившись, Дмитрий обожал своих многочисленных племянников и племянниц.

И еще. Отец был морским волком, а сын море терпеть не мог. С детства полюбил лошадей и мечтал служить в кавалерии, но отец отправил-таки его на флот. Море встретило молодого князя неприветливо: его так укачивало, что Дмитрий и шагу не мог ступить по палубе. Кто знает, что такое непроходящая морская болезнь, тот поймет, какие муки испытывал юный офицер. В конце концов он в самом прямом смысле слова упал в ноги отцу, умоляя разрешить покинуть флот. Но отец был неумолим. «Кто-то из Романовых обязательно должен служить на флоте, – сказал он. – Такова традиция, и здесь ничего не поделаешь. Надо терпеть».

Выручила Дмитрия мать. В обмен на обещание не брать в рот ни вина, ни водки она взялась уговорить отца. Покряхтев и повздыхав, Константин Николаевич дал себя уговорить и разрешил сыну командовать Гренадерским полком императорской гвардии. Многие годы Дмитрий не нарушал данного матери слова, пока не обнаружил, что его постоянная трезвость затрудняет общение с полковыми офицерами. Рассказал об этом матери, и та разрешила изредка прикладываться к рюмке.

Военной карьеры Дмитрий все-таки не сделал. У него так активно развивалась близорукость, что к началу мировой войны он почти ослеп. Но князь не унывал. Всерьез увлекся лошадьми и отдавал им все свое время. Когда мать пыталась намекнуть, мол, пора бы жениться, сын незлобиво отшучивался: «Не могу же я жениться на кобыле!» Неподалеку от Полтавы он завел себе конный завод, где выращивал чистокровных рысаков. Тогда же основал ветеринарную школу и школу верховой езды. Его авторитет был так высок, что его попросили быть председателем на Всероссийской выставке рысаков в 1913 году.

В разгар Первой мировой войны Дмитрий заявил, что великим князьям нужно отказаться от высоких постов, которые они занимают лишь по традиции, а не благодаря таланту или большим знаниям. В семье это вызвало шок! Но, поразмыслив, Романовы сделали вид, будто никто этого не слышал.

После Февральской революции Дмитрий решительно снял военный мундир: он не хотел иметь никакого отношения к нелепой войне. Большевики и этого не оценили...

Говорят, когда великих князей в Петропавловке вели на расстрел, кто-то услышал последние слова Дмитрия Константиновича и даже записал, во всяком случае, я разыскал их в одной из старых книг: «Прости их, Господи, ибо не ведают, что творят».

Великий «К. Р.»

А вот Константин Константинович Романов до расправы не дожил. Грешно так говорить, но Бог прибрал его вовремя, в июне 1915 года. Не сомневаюсь, что и его ждала бы большевистская пуля. Уж если поднялась рука на его детей Иоанна, Игоря и Константина, которые были так молоды, что не успели никак себя проявить, то что говорить об их отце.

Великий князь Константин Константинович – автор прекрасных стихов, подписанных инициалами «К.Р.», и одного из лучших переводов «Гамлета». Это он написал популярнейшую в те годы пьесу «Царь Иудейский» и сам играл в ней роль Иосифа Иеремии.

А до этого князь служил на флоте и в составе российской эскадры ходил в американской порт Норфолк, командовал Измайловским, затем Преображенским гвардейским полком (в котором командиром батальона служил будущий император Николай II). Но и тогда князь тяготился военной службой, его тянуло к искусству: поэтому появились в полку великолепная библиотека и литературно-драматическое общество «Измайловские досуги», девизом которого стали слова «Доблесть, доброта, красота».

Имея хорошее музыкальное образование и будучи прекрасным пианистом, Константин Константинович возглавлял Российское музыкальное общество, дружил с Чайковским, помогал молодым композиторам. А при Александре III был еще и президентом Академии наук, главой всех военных учебных заведений и любимцем кадетов.

Первая мировая война застала великого князя и его жену Елизавету Маврикиевну, принцессу Саксен-Альтенбургскую, в курортном городке Вильдунгене, где они лечились. Супруги решили немедленно ехать в Россию, но германские власти объявили их... военнопленными. Тогда Елизавета Маврикиевна телеграфировала своей давней подруге – германской императрице, – и та помогла: великокняжескую чету довезли до прусской границы, высадили из поезда, и до ближайшей русской станции – более десяти километров – они шли чистым полем, а кое-где и по болоту.

До Петербурга Константин Константинович добрался совсем больным. А тут подоспел новый удар: в бою под Вильно смертельно ранило их сына Олега. Кстати, Олег был единственным Романовым, погибшим на полях Первой мировой войны. Через несколько дней еще печальная весть: на Кавказском фронте убит князь Багратион-Мухранский – муж дочери Татьяны. Болезни, потери близких и горестные вести с фронта сломили Константина Константиновича, и вскоре его не стало. Похоронили великого князя в Петропавловском соборе – он был последним Романовым, удостоившимся этой чести официально.

В семье не без урода

О старшем сыне Константина Николаевича и, следовательно, внуке Николая I известно мало. Вернее, мало хорошего. То ли был он полусумасшедшим, то ли притворялся, только в семье о нем никогда не говорили и вообще делали вид, что такого человека просто нет на свете. Причина тому очень серьезная – был на молодом князе Николае грех, который не прощается.

Все началось с того, что в семидесятых годах XIX века в Петербурге объявилась ослепительно-соблазнительная американка Фанни Лир. Познакомился с ней Николай Константинович раньше, в Париже, и даже некоторый успех имел, а в Петербурге Лир не пускала его на порог.

Князь хорошо знал слабые места заокеанской красотки: если она что и любит, то только драгоценности и деньги. И решил он, если Фанни нельзя покорить, ее надо купить! Денег было маловато, и князь совершил святотатство – украл золотой оклад иконы, висевшей над постелью матери, и вытащил из него три больших алмаза.

Пропажа быстро обнаружилась, и разразился неслыханный скандал! Князь не моргнув глазом обвинил во всем своих лучших друзей графа Шувалова и графа Верпоховского. Выгораживая великого князя, те сначала все отрицали, но когда Верпоховского арестовали, он признался, что Николай Константинович велел ему отвезти алмазы в Париж, продать, а на вырученные деньги купить то, что понравится Фанни Лир.

Лжесвидетельство по тем временам было для благородного человека преступлением наиподлейшим. От Николая отвернулись все. Лопнуло терпение и у государя. Николая лишили воинского звания и навечно выслали из Петербурга. Сначала он жил в Оренбурге, а потом его загнали еще дальше – в только что завоеванный Ташкент.

Когда на трон взошел Александр III, Николай написал письмо с просьбой разрешить ему приехать на похороны убитого террористами Александра II и умолял простить. Император незамедлительно ответил: «Вы недостойны того, чтобы склоняться перед прахом моего отца, которого так жестоко обманули. Не забывайте, что вы обесчестили всех нас. Пока я жив, вам не видать Петербурга».

И Николай ударился во все тяжкие. Прежде всего завел себе нечто вроде гарема. Когда восточные красавицы наскучили, стал в открытую волочиться за женами русских офицеров. При этом у него была законная супруга – дочь местного полицмейстера.

А в 55-летнем возрасте, уже при Николае II, великий князь отмочил такой номер! Увидев на балу 15-летнюю гимназистку Вареньку Хмельницкую, Николай Константинович лишился дара речи. Будучи человеком действия, он тут же отправил жену в Петербург, а девчонку похитил. Но похитил «благородно»: отвез в близлежащую церковь и там обвенчался.

Двоеженство для православного человека грех невообразимый. Когда соответствующее донесение дошло до Петербурга, реакция была мгновенной: попа, который венчал, постригли в монахи, молодую жену вместе с родителями отправили в Одессу. А с князя – как с гуся вода.

Так резвился он вплоть до самой революции. А в роковом 1918-м, когда полетели головы Романовых, не стало и Николая Константиновича. Как он умер – зарезали его или зарубили, повесили или расстреляли, – осталось тайной за семью печатями: ни протоколов, ни приговоров большевики не оставили. А заодно они убрали и его сына Артемия, имевшего титул князя Искандера.

Великие князья с отчеством Константинович были уничтожены под корень. Но ведь род Романовых в России насчитывал шестьдесят пять человек. Большевики начали отлавливать остальных.

Великий князь Павел Александрович, младший сын Александра II, был высок, худ, широкоплеч. Прекрасно танцевал, был раскован и обаятелен, его уважали мужчины и любили женщины. А флиртовал он со всеми – от мечтавших о его внимании фрейлин до жен своих братьев.

Командуя то гусарами, то кавалергардами, Павел Александрович иногда сутками не сходил с седла, спал где придется – и в конце концов застудил легкие. Лечили в те времена не таблетками и уколами, а... климатом. Павлу доктора прописали климат солнечной Греции. Именно там петербургского бонвивана поджидала дотоле неведомая ему «болезнь»: он по уши влюбился в греческую принцессу Александру. Противиться его напору бедная принцесса долго не могла – и вскоре они поженились.

Брак был счастливым. В положенное время у них родилась дочь, потом сын, но... Через пять дней после родов Александра скончалась. Десять лет Павел Александрович не мог смотреть на женщин и вдруг... повстречал замужнюю даму Ольгу Пистолькорс. Самым коварным образом он отбил ее у мужа, а когда Ольга получила развод, они поженились. Неслыханная дерзость и нарушение неписанных правил дома Романовых! Разгневанный император запретил Павлу до конца жизни возвращаться из Италии, где произошло бракосочетание. Но этого Николаю II показалось мало, и он лишил Павла воинского звания и полагавшегося ему жалованья. Еще поразмыслив, император решил добить своего дядю и передал его детей от первого брака на попечение его брата Сергея Александровича, генерал-губернатора Москвы.

А Павел в новом браке был снова счастлив, жил в Париже, вращался в светском обществе, заимел двоих дочерей и сына Владимира, который позже стал известен как князь Палей. Удовлетворил он и честолюбие супруги, добившись для нее титула графини Гогенфельзен.

Не исключено, что он так бы и не вернулся в Россию, но грянул 1905 год, и от руки террористов в Москве погиб его брат Сергей. В виде исключения император разрешил Павлу Александровичу приехать на похороны – и тут же обратно. Ему даже не разрешили повидаться с детьми от первого брака.

Лишь в 1912 году он был прощен и смог вернуться со своей семьей в Россию.

Во время войны Павел Александрович командовал гвардейским корпусом, часто выезжал на фронт, а когда Николай II принял на себя командование армией, находился вместе с ним в ставке. Там-то в декабре 1916-го он узнал об убийстве Распутина. Как свидетельствовали очевидцы, и он, и император облегченно вздохнули. Но буквально на следующий день Павла Александровича ждал удар: оказалось, что в убийстве Распутина замешан его сын Дмитрий, которого тут же посадили под домашний арест.

Началось следствие, впереди замаячил позорный суд, но император решил, что для отпрыска дома Романовых это уж слишком, – и отправил Дмитрия на персидский фронт. Шесть великих князей и пятеро великих княгинь направили Николаю II письмо с просьбой пожалеть Дмитрия, так как при его здоровье это равносильно смертному приговору. Император был неумолим и наложил на письмо собственноручную резолюцию: «Никому не дано право убивать. Я удивлен тем, что вы обратились ко мне».

Сохранился документ, подтверждающий, что к этому приложила руку сама Аликс. Ей было известно, что великий князь не очень-то предан престолу и разделяет требования о создании правительства, полностью ответственного перед Думой. Между тем и император, и она лично категорически против этого проекта. Вызвав Павла Александровича во дворец, она выложила ему все это и заявила, что никакого прощения его сыну Дмитрию не будет и если он погибнет на персидском фронте, то виноват в этом будет его непутевый отец.

Павел тут же засел за составление манифеста, обещающего конституцию. Манифест подписали еще два великих князя – Михаил Александрович и Кирилл Владимирович. И документ лег на стол председателя Думы Родзянко. Но поезд, как говорится, уже ушел, бунт великих князей запоздал: на следующий день Николай II отрекся от престола.

Между Февралем и Октябрем Павел Александрович жил с семьей в Царском Селе, не испытывая особых неудобств, кроме разве что налета на его винный погреб, организованного местным Советом.

Но в августе 1918-го по приказу Урицкого он был арестован и препровожден в Петропавловскую крепость.

Его энергичная супруга пыталась организовать побег, и не исключено, что все удалось бы, но Павел Александрович отказался бежать, сославшись на то, что в этом случае большевики всю свою злобу выместят на его родственниках.

Дальнейшее известно: 24 января 1919 года Павел Александрович был расстрелян вместе со своими братьями.

Инспектор артиллерии

Великий князь Сергей Михайлович родился и вырос на Кавказе. Был высок, строен, не очень красив, но, как сам говорил, чертовски обаятелен. В юные годы сблизился с будущим императором Николаем II и, когда цесаревич завел роман с известной балериной Матильдой Кшесинской (а Сергей тоже был без ума от обольстительной красавицы), сумел проявить мужскую солидарность и великолепную выдержку. Как только Николай расстался с Кшесинской, Сергей тут же поднял «упавший жезл». Поговаривали, что ребенка Матильда родила именно от него.

Однако танцы, балы и тайные встречи с балеринами – всего лишь дань моде и, конечно, возрасту. Главным делом жизни великого князя была артиллерия. Пушки – вот что волновало его по-настоящему. Не будет большой натяжкой сказать, что Сергей Михайлович проявил себя и как прекрасный разведчик. В 1913 году он предпринял поездку по Австрии. Обаятельный великий князь был завсегдатаем балов и концертов, но между делом ухитрился побывать на германских и австрийских военных заводах. А вернувшись в Петербург, явился на заседание правительства и с цифрами в руках доказал, что Австрия и Германия готовятся к войне. Более того, он решительно заявил, что война неизбежна и начнется не позже, чем через год-другой. Но к голосу великого князя никто не прислушался.

Во время войны Сергей Михайлович руководил департаментом артиллерии, потом был назначен инспектором Генерального штаба по артиллерии. Как известно, довольно много оружия, в том числе и пушек, Россия покупала у Англии и Франции, но то ли союзники присылали орудия устаревших модификаций, то ли подсовывали бракованную продукцию, только русские артиллеристы наотрез отказывались стрелять из их пушек. Это дошло до Сергея Михайловича, он тут же помчался в Архангельск, куда прибывали транспорты с оружием, и устроил такой разнос, что англичане пообещали наказать виновных и впредь подобного не допускать.

Но скандал замять не удалось: за великого князя взялся председатель Думы Родзянко, заявивший, что любовница великого князя Кшесинская вступила в сговор с зарубежными фирмами и те, получив через Сергея Михайловича выгодные заказы, начали делать откровенную халтуру, так как раньше не умели делать не то что пушек, а даже мясорубок. Великий князь обиделся и уехал в ставку к Николаю II. Жил в том же поезде, что и император, был в курсе всех его планов, присутствовал при докладах командующих фронтами – и вскоре понял, что армия коррумпирована, никто воевать не хочет, в тылу творится черт знает что.

Сергей не раз пытался открыть глаза императору и на Распутина, и на несоответствующее субординации поведение императрицы, и на неизбежность скорой революции, но Николай был глух и слеп.

После Февральской революции Сергей Михайлович оставался в Петрограде. Он был в городе и в марте 1918-го, когда комиссары приказали всем Романовым зарегистрироваться. Эта проклятая регистрация стала началом конца их династии. Через несколько дней шестерых Романовых – Сергея Михайловича, вдову великого князя Сергея Александровича Елизавету Федоровну, князей Иоанна, Игоря и Константина с князем Владимиром Палеем – отправили в Вятку, а оттуда в Алапаевск.

В ночь на 18 июля лишенных какой-либо защиты заложников подняли с постелей и увезли в сторону Синячихи. В том районе было много заброшенных шахт, и, экономя патроны, красноармейцы решили просто сбросить арестантов в шахту. Поняв, к чему идет дело, Сергей Михайлович с голыми руками бросился на палачей. В завязавшейся схватке ему прострелили голову и после этого сбросили в шахту. Остальных столкнули живыми, а потом забросали гранатами.

Позже, когда в эти места пришли белые и тела были подняты наверх, эксперты установили, что жертвы жили еще несколько дней и скончались от сильных ушибов и потери крови. Где за